Больше 10 лет недалеко от столицы работает центр реабилитации диких животных Департамента природопользования и охраны окружающей среды города Москвы. Здесь живут обезьяны, попугаи, волки и даже львы. Но, в отличие от зоопарков, главная задача центра — не приобретать новых животных, а, наоборот, реабилитировать и выпускать в дикую природу.

Животные попадают в центр разными путями: их подбирают на улицах, изымают у контрабандистов или недобросовестных хозяев. В этом процессе активное участие принимают горожане. Например, за прошлый год поступило около тысячи звонков на номер единой справочной службы: +7 495 777-77-77. Чаще всего москвичи сообщали о лисах, утках и хищных птицах.

О работе центра и о тех, кто проходит в нем реабилитацию, во Всемирный день защиты животных рассказывает Сергей Бурмистров, начальник отдела сохранения биоразнообразия столичного Департамента природопользования и охраны окружающей среды.

Волки, тигры и калимантанские вараны

— Сергей Геннадьевич, вы более 10 лет курируете работу центра реабилитации диких животных. Как за эти годы изменилась ситуация?

— Есть разные факторы, которые влияют на количество обращений в наш центр, — сезонные, экономические и другие. Например, в пандемию люди меньше выходили на улицу и, соответственно, реже встречали животных, которым была нужна помощь. Но в целом с 2011 года (тогда я начал курировать центр) наблюдается тенденция и к увеличению количества обращений, и к расширению центра. Вначале о нас мало кто знал, не было горячей линии (семь семерок), а сегодня мы довольно известны и люди знают, куда обращаться, если они видят дикое животное, которому нужна помощь.

Если в 2011-м у нас было около 150 животных, то сегодня их примерно 780. С начала этого года к нам поступило 228 животных.

— Какие животные чаще всего поступают в центр?

— Самые разные. Это и местная фауна, и экзотические животные. У нас много хищных птиц (совы, соколы, ястребы), большая группа приматов, волки, лисы, змеи, черепахи. Попадают к нам и крупные кошки: львята, тигрята, рыси, леопарды.

Но больше всего у нас енотов. Одно время в Москве была мода заводить енотов в качестве домашних питомцев. А они очень шустрые и сообразительные, часто сбегают и попадают на улицы, откуда наши специалисты их регулярно забирают.

Птиц тоже традиционно много. К сожалению, нередко горожане подбирают птенцов, которые не нуждаются в спасении. Очень частая история: звонит нам человек и говорит: вот я был в лесу, нашел трех совят, спас их, что мне с ними делать? То есть он считает, что он их спас, а мы считаем, что украл. Потому что птенцы вместо того, чтобы расти под присмотром родителей, оказываются у этого «неравнодушного» гражданина, а затем у нас. И мы их растим, учим летать и выпускаем на волю.

— Поступают ли к вам редкие, краснокнижные животные?

— Если говорить про Красную книгу Москвы, то все хищные птицы в нее входят, у нас их много. Если мы говорим про Красную книгу России, то это соколиные: сапсан, балобан, кречет. Еще у нас был амурский тигр, Тамерлан. Сейчас он живет в Ярославском зоопарке.

Попадаются и экзотические редкие виды. Например, были у нас мексиканские коробчатые черепахи. Раздали их по зоопаркам, большинство — в Московский. Как-то были калимантанские безухие вараны. Те, кто разбирается в рептилиях, знают, какая это редкость.

Но подчеркну, мы не зоопарк, у нас нет задачи содержать редкие виды, пытаться их разводить. Наше дело — или выпустить их на волю, или передать дальше в хорошие условия, в зоопарки или экологические центры. И только если ни то ни другое не получается, мы оставляем животное у себя.

Трудности одичания и любовь к комфорту

— Кто в центре занимается лечением и реабилитацией животных, какие специалисты у вас работают?

— Нашу команду можно разделить на три категории. Есть служба по отлову, это опытные ребята, которые много чего знают и умеют, и они выезжают на вызовы практически каждый день. Только за этот год поступило больше тысячи обращений.

Но надо понимать, что не каждое обращение заканчивается вывозом животного. Бывает, лось выйдет погулять куда-то в более-менее людное место и у нас шквал заявок. Но его, естественно, не надо забирать в центр, надо просто отогнать подальше в лес.

Затем — зоотехники. Ведь самое основное у нас — обеспечить содержание и специфическое питание всем животным. И третья категория — ветеринары. Они осматривают и лечат всех вновь поступивших животных.

Но есть еще важный момент: узкопрофильных ветеринаров мы привлекаем по необходимости. Нет смысла держать в штате людей по всем направлениям. Мы на связи со многими зоопарками и клиниками, которые работают с дикими животными, приглашаем оттуда специалистов на разовые осмотры и лечение.

— В чем специфика реабилитации диких животных? Из каких этапов она состоит?

— Реабилитация дикого животного — это восстановление всех его функций, необходимых для самостоятельной жизни в природе. Что касается этапов, тут, с одной стороны, все просто: осмотр животного, адаптация к выпуску и, собственно, выпуск.

Но, с другой стороны, все зависит от конкретной особи. Например, поступает к нам здоровый совенок — слеток (то есть птенец, который учится летать). Мы понимаем, что это местный вид, травм никаких нет, значит, нужно только подрастить и не одомашнивать. Кормим специфическим кормом, в частности мышами, чтобы он понимал потом, кого ему ловить. Контакта с людьми минимум, чтобы не одомашнивать. Через какое-то время смотрим: если птенец разлетался, то можно пробовать выпускать. Все птицы у нас перед выпуском проходят разлеточные вольеры, чтобы можно было понять, что они действительно могут летать.

Если есть травмы, например сломано крыло, то тут уже ветеринары решают, есть ли шанс, что птица сможет полностью реабилитироваться и жить в дикой природе. К сожалению, в большинстве случаев, несмотря на лечение, стопроцентного восстановления летных качеств не происходит.

Проще всего с рептилиями, ужами или черепахами. У них мозг очень прямолинейный, они выживут в природе даже после длительного содержания в домашних условиях. Тут все быстро: осмотрели, если здоров — сразу выпускаем.

— А с кем сложнее всего?

— Сложнее всего с высокоорганизованными животными. Они быстрее привыкают к человеку и комфорту. Например, лисам, которые жили у людей, довольно сложно снова одичать. Или совам, которых используют для фотосессий: мы понимаем, что их подобрали птенцами, они выросли в непонятных условиях, поэтому у них процесс одичания идет довольно долго. Или вороны, они вообще разумны до безобразия. Мы как-то выпускали ворона — здоровый, отлично летает, но идет пешком и на нас оборачивается: «Куда вы меня, мне и у вас хорошо».

Главный принцип такой: если с животным все в порядке, то его надо как можно быстрее выпускать на волю, чтобы не привыкло. Если нужно время на восстановление, то минимизировать контакты с человеком. Надо четко понимать: чем дольше животное находилось у человека, тем труднее его реабилитировать к дикой природе.

— Есть ли общие программы реабилитации или к каждому зверю или виду индивидуальный подход?

— Сложно называть это программами, скорее есть определенный алгоритм действий по хищным птицам, по лисам, по каким-то средним млекопитающим хищникам. Но опять же, много факторов. Например, поступает к нам тигренок. Его полагается кормить мясом, а он его не ест, потому что люди, которые его держали, месяц кормили его собачьим кормом. И когда ему дают сырое мясо, он не понимает, что с ним делать. Это работа зоотехников: подобрать то, что зверь будет есть, и постепенно переводить его на пищу, как в дикой природе. Для этого в центре разводят всех кормовых животных: никогда не знаешь, кого к нам привезут.

— За какими животными ухаживать сложнее всего и почему?

— Сложнее всего выращивать мелких птиц, мелких зверей, потому что их надо часто кормить, скажем так, «вручную». То есть надо подходить к нему и маленькими порциями давать еду с определенной периодичностью.

А, например, копытным можно положить стог сена, они два дня будут его есть. Тепла не надо, ультрафиолет не нужен, ничего не нужно. Тигру положили в день 10 килограммов мяса, он его съел и лежит спит.

— Поддерживаете ли вы связь с зоопарками, в которые отдали своих подопечных, следите за их судьбой?

— Лично я — да, поддерживаю связь со всеми организациями, куда я кого-то отдал. Созваниваюсь, спрашиваю, фотографии присылают. У Тамерлана в Ярославском зоопарке вообще есть веб-камеры, так что всегда можно в прямом эфире посмотреть, чем он занимается.